– Ты прострелил мне ногу! – воскликнул эгерини.– За что?
– Радуйся, что только ногу. Не трогать! – закричал он, увидев, что Фаргал собирается обломить черенок стрелы.– Встал и пошел! Живо!
Лесничий не был жестоким человеком, но ворох оружия у костра там, наверху, сделал его подозрительным.
– Вперед!
Фаргал, хромая, стал подниматься к своему дубу. Лесничий шел сзади. На таком расстоянии, чтобы эгерини не мог напасть внезапно, а всадить в него стрелу – ничего не стоило. С раненой ногой и едва подсохшими отметинами палача Фаргалу нечего было и думать о бегстве или сопротивлении.
Кое-как эгерини доплелся до вершины холма и остановился. Стрела вошла неглубоко – лесничий бил в четверть силы, но рана оказалась болезненной, и кровь непрерывно текла по ноге. Мысленно Фаргал уже раз тридцать прикончил своего врага.
Лесничий как будто угадал его мысли. Фаргал стоял к нему спиной и не увидел, как карнагриец забросил за спину лук и снял с пояса аркан.
Р-раз – и сплетенная из конского волоса петля крепко прижала руки Фаргала к туловищу. Он вскрикнул, не сумел удержать равновесия и покатился бы вниз по склону, если бы лесничий, крепко упершись ногами в землю, не удержал его. Подскочив к эгерини, он ловко закрепил узел, спутал ноги Фаргала и резким рывком вырвал стрелу из его ноги. Прижав пальцем рану, лесничий оторвал лоскут от собственной туники и забинтовал ногу эгерини.
– А теперь скажи мне, где твои приятели? – потребовал он.
– Я один,– буркнул Фаргал.
Он был зол не только на этого человека, но и на себя. Так по-дурацки попасться! Второй раз, если вспомнить карнагрийскую таможню.
– Допустим.– Лесничий, присев на корточки, буравил Фаргала взглядом.– А зачем тебе одному этот арсенал?
– Так вышло,– проворчал Фаргал.– Не твое дело. Что тебе от меня нужно, человек?
– Дело – мое,– возразил лесничий.– Это мой лес, и я за него отвечаю. А ты бродяга и к тому же чужеземец, судя по выговору. Значит, я твой господин, понял?
– Крыса ты карнагрийская,– сказал Фаргал.
Лесничий усмехнулся. Оскорбление прошло мимо цели. Желтая лесная крыса была его тотемом.
– Ладно, отдыхай,– произнес он и занялся Фаргаловой добычей.
Увязав вместе оружие и одежду, он сходил за лошадью и приторочил узел к седлу. Потом развязал Фаргалу ноги:
– Поднимайся. Эй, что это у тебя со спиной?
Когда Фаргал упал, он содрал корку целебного эльлола, и раны, оставленные ножом палача, вскрылись и начали кровоточить.
Эгерини не ответил.
– Ладно, пес с тобой,– сказал лесничий.– Руки я тебе развязывать не стану. В седле усидеть сможешь?
Фаргал удивленно посмотрел на него.
– До моего дома три мили,– буркнул карнагриец.– Еще сдохнешь по дороге. Полезай! – Он подставил сцепленные в замок руки.
Фаргал кое-как взобрался на спину коня. Тот занервничал, почувствовав на себе незнакомого седока, но лесничий погладил животное, успокоил, сам взялся за стремя.
– Только не дури,– предупредил он.– Конь у меня обученный, сразу на земле окажешься.
Окруженный частоколом дом лесничего располагался в низинке у ручья.
Лесничий открыл ворота, и навстречу ему выбежали три собаки. Две – обычные гончаки, третья… Фаргал никогда такой не видел. Огромный черный пес размером не меньше осла. Шея – в вислых складках шкуры, челюсти – впору гиене. Гончие щенками, со звонким лаем запрыгали вокруг хозяина, а этот даже хвостом не вильнул, угрюмо уставился на Фаргала. Подрезанные уши прижаты, шерсть на загривке – дыбом.
– Слезай,– скомандовал лесничий, и эгерини неловко спрыгнул на землю. Раненая нога онемела, Фаргал едва не упал. – Иди посиди на крыльце,– велел лесничий, и Фаргал заковылял к дому.
Угрюмый пес двинулся следом, как привязанный. Эгерини спиной чувствовал его взгляд.
Лесничего звали Бархак, и происходил он от агров, хотя никогда не бывал на родине предков. Мало осталось кровных агров, а тех, что остались, и благородными в Карнагрии никто не считал. Злую судьбу принес аграм эгеринский принц Шаркар-победитель. Карниты, поддержавшие его, заняли дома агров и взяли их земли. За восемь веков агры позабыли о своем прежнем величии, и Бархак не был исключением. Но о том, что он – не карнит, хотя и живет рукой подать от великой реки, лесничий помнил.
Взглянув на спину пойманного им бродяги, Бархак ужаснулся. Полосы кожи в палец шириной аккуратно срезаны с живого тела. Словно ремни – из оленьей шкуры. Бархака нельзя было назвать милосердным, но он охотно прикончил бы того, кто это сделал. Если человек – вор и его следует наказать, почему бы просто не отрубить ему руку, как сказано в Законе? Или выжечь клеймо и отправить на рудники?
Парень сидел на крыльце, и видно было: совсем ему худо. Повязка на ноге набухла от крови (Бархак почти жалел о пущенной стреле), грудь и живот – зеленые от целебной растительной кашицы. Наверняка и живот ничуть не лучше спины.
По закону, парень – преступник. Бархаку полагалось отвезти его в ближайшее селение и сдать стражам Владыки, но лесничий решил с этим пока повременить. В конце концов, это его лес, и он здесь – Закон. Если окажется, что пойманный – негодяй, Бархак и без нурташских стражников сумеет вздернуть его на подходящей ветке.
Лесничий отвел коня в стойло, напоил, подсыпал в ясли зерна и вернулся во двор. Пленник, разумеется, никуда не делся. В шаге от него, вздыбив шерсть на загривке, стоял Гром.
Лесничий молча развязал парню руки, отпер дверь и подтолкнул пленника в дом. Нападения Бархак не опасался. Даже будь парень здоров, Гром с ним управится. Пес боевой породы, не то что какому-то бродяге – вооруженному воину может глотку вырвать.